Сынулька уехал сегодня в санаторий. А я уже скучаю!!!
Я ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ.
Ты меня на рассвете разбудишь<mytag var="text">проводить необутая выйдешь. Ты меня никогда не забудешь. Ты меня никогда не увидишь. Заслонивши тебя от простуды, я подумаю: "Боже всевышний! Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу". Эту воду в мурашках запруды, это Адмиралтейство и Биржу я уже никогда не забуду и уже никогда не увижу. Не мигают, слезятся от ветра безнадежные карие вишни. Возвращаться — плохая примета. Я тебя никогда не увижу. Даже если на землю вернемся мы вторично, согласно Гафизу, мы, конечно, с тобой разминемся. Я тебя никогда не увижу. И окажется так минимальным наше непониманье с тобою перед будущим непониманьем двух живых с пустотой неживою. И качнется бессмысленной высью пара фраз, залетевших отсюда: "Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу".</mytag>
Диалог у Новогодней елки.
| — Что происходит на свете? — А просто зима — Просто зима, полагаете вы? — Полагаю. Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю в ваши уснувшие ранней порою дома. — Что же за всем этим будет? — А будет январь, — Будет январь, вы считаете? — Да, я считаю. Я ведь давно эту белую книгу читаю, этот, с картинками вьюги, старинный букварь. — Чем же все это окончится? — Будет апрель. — Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен. Я уже слышал, и слух этот мною проверен, будто бы в роще сегодня звенела свирель. — Что же из этого следует? — Следует жить, шить сарафаны и легкие платья из ситца. — Вы полагаете, все это будет носиться? — Я полагаю, что все это следует шить. Следует шить, ибо, сколько вьюге не кружить, недолговечны ее кабала и опала. Так разрешите же в честь новогоднего бала руку на танец, сударыня, вам предложить! Месяц серебряный, шар со свечою внутри и карнавальные маски — по кругу, по кругу. Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, и — раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три!..
|
ЗАБЕРИ МОЕ ПРАВО НА ЖИЗНЬ...
Забери моё право на жизнь — это все, что отныне мне нужно,Это лучше, чем биться без сил в цепких лапах смертей.
Если ты мою страсть и любовь, называешь по-прежнему – дружба,
Значит, вовсе не зря я боялась коварства людей.
Не спеши хоронить мою нежность и ставить на пыльные полки,
Моей пасмурной юности, сорванный ветром цветок.
Если нам никогда не собрать, обожженного сердца осколки,
Значит, каждый из нас, как и прежде, вдвойне одинок.
Обещай, что не вспомнишь лица и когда назовут мое имя,
Ты ни словом, ни жестом не выдашь знакомства со мной.
Забери мое право на жизнь – это все, что мне нужно отныне,
Это всё-таки лучше, чем быть на земле не с тобой.
Чем выше боль...
Чем выше боль, тем горше засыпАть,Агония бессонницы и дрожи.
Страшнее боли — только забывать,
Тебя с себя срывая вместе с кожей.
Чем ближе боль, тем ночь еще длинней,
Мучительнее выдохи и вдохи.
И мысли, словно стая голубей,
Клюют воспоминанья – хлеба крохи.
Чем выше боль, тем строже темнота,
Тем меньше средств, для заживленья раны.
Уже не больно… просто пустота,
А проще выражаясь… так погано…
Только прошу живи...
Где я была? – маялась,Светом в чужом окне.
Знай, не один ты – двое нас,
Ты очень нужен мне.
Вестью благой ли, горькою,
Только б успеть дойти.
Будь путеводной тропкою,
БУДЬ на моем пути.
Сколько дорог нехожено,
Только замедлен шаг,
Горе на слезы помножено –
Неукротимый страх.
Болью сожжет меня заживо,
Пепел с собой храни.
Раны присыпь, чтобы зАжило,
Только, прошу – живи.
ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ....
Знаешь… осень бездарный художник, рисующий серым,От того всё страшнее и дольше выходит прощанье.
В отражении луж помещается целое небо,
Ты вернешься… я знаю, вернешься – ведь ты обещал мне.
Не измерить нам осень ни в месяцах, ни в километрах,
За себя не боюсь…. За тебя лишь неистово больно…
Рядом с сердцем храню твои письма в помятых конвертах,
Что ж за нечисть людская придумала голод и войны?!
Мне бессонница дом охраняет дождями за дверью,
Знаешь, скоро зима…… Но я греюсь своим ожиданьем.
Принесут похоронку… не думай, я им не поверю,
Ты вернешься… я знаю, вернешься….
Ведь ты обещал мне…
